Юные годы медбрата Паровозова - Страница 58

Сосед увлекательно рассказывал мне, как на его бывшей службе в Центральном парке культуры и отдыха предприимчивые люди зарабатывают огромные деньги на лопухах отдыхающих.

Сделать это несложно, потому как отдыхающие и впрямь поголовно лопухи, а сотрудники – находчивые и весьма изобретательные люди.

Деньги делали все. Отличались только доходы и способы их извлечения. Тирщики зарабатывали на левых пульках, сотрудники аттракционов – за счет сокращения времени катаний и на левых билетах. В ресторанах на бутылку с напитком “Салют” наклеивали этикетку “Советское шампанское”, а дежурные на колесе обозрения находили в конце очереди желающих прокатиться за полцены в обход кассы.

Время от времени кого-нибудь для острастки сажали лет на пять, но это никогда не сбивало с делового настроя остальных. Необходимый риск был тут как побочный продукт главного производства.

Вечерами я спускался в реанимацию, ужинал, болтал, а ближе к ночи опять поднимался в нейрохирургию. С большинством нейрохирургов я был хорошо знаком, с частью и вовсе поддерживал неформальные отношения. И когда у них не было ночных операций, они звали меня покурить, посмотреть телевизор или порезаться в шахматы. Из-за одного из них я еще в ранней юности слегка покалечился. Хотя сам тогда виноват был.

Кроссовки “адидас”

Лето семьдесят шестого, август, мы с мамой отдыхаем в Пущине, на Оке, мне тринадцать лет. Очень уютный, с хорошим снабжением современный академгородок, биологический научный центр Советского Союза. Семь научно-исследовательских институтов на двадцать тысяч жителей. Здесь всегда была особая атмосфера, цветы на клумбах, просмотры редких фильмов в Доме ученых, отсутствие очередей в винных отделах и матерной ругани на улицах. Атипичное Подмосковье во всей красе.

Кроме того, песчаные пляжи Оки, леса, полные грибов, и два часа пути до столицы на комфортабельном “Икарусе”.

Этот город полюбился многим. Например, молодому режиссеру Никите Михалкову. Он ходил по городу высокий, джинсовый, стильный. Темные очки, вислые усы. Весь подчеркнуто западный, просто ковбой из вестерна.

В тот год он снимал в старой пущинской усадьбе. Как говорили, что-то по Чехову. Про какое-то механическое пианино. Актеры его группы во время творческой встречи в местном кинотеатре наперебой рассказывали, какой Никита рубаха-парень. И как легко и классно у него сниматься. Не то что у Тарковского. Тот всю душу вытянет.

Киношники жили в гостинице. Там же проживала сборная страны по конькобежному спорту. По вечерам артисты на стадионе играли с ними в футбол.

Днем, когда артисты были заняты на съемках, спортсмены тренировались. Надев роликовые коньки, они рассекали длинными ногами пространство многочисленных асфальтовых дорожек, покрывающих город. Автомобильного транспорта там в те годы почти не было, поэтому им никто не мешал.

В тот день мы с мамой возвращались с пляжа, было жарко, но бедняги конькобежцы не прерывали тренировок. Отрабатывали приемы мастерства на дороге около музыкальной школы.

“Женька, ну сам видишь, – надрывался тренер, – левая у тебя не доходит!”

Что там у этого Женьки не доходит и куда? Я, продолжая идти вперед, повернул голову, чтобы внимательно разглядеть длинноволосого Женьку. Ага, помню его. Он пару дней назад актера Никоненко во время футбола своей левой так подковал, что тот десять минут на бровке лежал, в чувство приходил. Женька с низкого старта начал скольжение у меня за спиной, как вдруг…

…Как вдруг все перевернулось у меня перед глазами, а стремительно подлетевшая асфальтовая дорожка больно ударила по физиономии.

Оказалось, я не заметил обувь, которую спортсмены складывали у бортика, споткнулся, грохнулся об асфальт, ободрал скулу и здорово рассадил себе ладонь. Подъехавший Женя, высокий оттого еще, что стоял на роликах, был лет на шесть меня старше, он ловко помог мне подняться и внимательно стал рассматривать мои повреждения.

– Ну ты как? – строго и вместе с тем участливо поинтересовался он, заглядывая в глаза. – Живой? Голова не кружится? Не тошнит? Дома обязательно и лицо и руку перекисью обработай, а то тут микробы всякие!

Он поднял свои кроссовки, оказывается, это через них я так здорово навернулся, и бросил на газон, от греха подальше. А потом снова покатил, ритмично перебирая ногами. Я шел домой, дуя в ладонь, меня отчитывала мама, а самому все чудились замечательные кроссовки, которые так небрежно кинул на газон тот парень. Я раньше таких и не видел. Кожаные, белые, с черными полосками и нерусскими буквами. У меня даже похожего точно никогда не будет.

Три милиционера, весь экипаж ПМГ, лежали в нашем “шоковом” зале. Все знали, что по ночам эти подвижные милицейские группы гоняют как ненормальные, у них и аббревиатуру переводили как “пи…ец мирным гражданам”, вот и эти разогнались на гололеде, а на мосту, когда машину стало заносить, водитель ударил по тормозам, но было уже поздно. Патрульный автомобиль, проломив чугунные перила, пролетел пятнадцать метров вниз, перевернувшись в воздухе, и упал крышей на железнодорожные пути.

Больше всех досталось старшему лейтенанту, командиру экипажа, на него пришелся удар такой силы, что деформировалась голова. Как он был еще жив, непонятно. Водитель выглядел немногим лучше. Легче всех отделался сержант, который в машине находился на заднем сиденье. И хотя там тоже повреждения оказались будь здоров, как-то было понятно, что шансы у него есть.

– Салага, нейрохирурга вызвал? – спросил меня Витя Волохов. – Пора хоть кого-нибудь в операционную сплавить!