Юные годы медбрата Паровозова - Страница 79


К оглавлению

79

Однажды, когда я стоял и пил свою газировку, какой-то пожилой мужик подмигнул, наклонился и доверительно задышал в лицо перегаром:

– Эх, пацан, что за жизнь сейчас, никакой радости. Раньше тут в праздник везде лотки стояли, белую в розлив продавали, закусь! Возьмешь два раза по сотке, бутерброд с паюсной икоркой – и порядок! Большой портрет вождя висел, прожектора горели. У людей смысл существования был. А сейчас живем – ну как рабы!

Он в сердцах сплюнул, вытащил из автомата стакан, засунул его в карман, прикурил и ушел.

Итак, газеты. Самая ненавистная конечно же была “Правда”. В этом коллективном организаторе, агитаторе и пропагандисте писали таким языком, на котором, в принципе, не должны говорить люди. За употребление подобного языка нужно ссылать за сто первый километр. Я покупал “Правду” только в том случае, если не было других газет. Самая скучная была “Сельская жизнь”. Сплошные трактора-комбайны. Самая интересная конечно же “Литературная газета”, но она выходила только по средам. Еще я любил толстую “Неделю”. А уж самое-самое – это журнал “Крокодил”. Там было то, что мне нравилось в периодической печати более всего. Карикатуры, юмористические рассказы и рисунки.

Народ в метро, бывало, смотрел на меня странно. Действительно, стоит мальчик лет десяти-одиннадцати, с портфелем под мышкой, и внимательно читает “Правду”, страницами шелестит. Непонятно, чего ждать от такого?

И вот как-то раз, возвращаясь в Тушино после визита к выдающемуся клиницисту доктору Валигузовой, я вышел на станции “Площадь Свердлова”. Решил прошвырнуться по магазинам. Это у меня тоже вошедшая в кровь детская привычка, как и чтение газет, и, что самое интересное, оставшаяся от того же времени. В том доме на улице Грановского совсем не было моих сверстников, да и никаких других детей тоже не наблюдалось. Вот и приходилось самому себя развлекать.

Я стал ходить по магазинам. Ничего не покупал, а просто бродил от прилавка к прилавку и с интересом наблюдал. Смотрел, как люди стоят в очередях, сидят в очередях и даже спят в очередях. Да что там спят – люди жили в очередях. Например, как в ГУМе или особенно в “Детском мире”, где очереди были на несколько дней. Все многонациональное население Советского Союза стекалось в эти знаменитые московские магазины, где людские массы послушно выстраивались друг за другом.

Подобно огромным змеям, очереди ползли по всей длине гигантского универмага, сворачивали на лестницу, проходили по нескольким этажам и иногда вываливались на улицу. Эти змеи переваривали всех без разбора. И узбеков в халатах и тюбетейках, и кавказцев в папахах и кепках, и жителей Крайнего Севера в оленьих шкурах. Даже цыгане с цыганятами и те стояли в очереди. А счастливчики проталкивались к выходу с кучей свертков, перевязанных шпагатом, и брали небольшую передышку, чтобы побежать дальше, например в ЦУМ.

Сейчас столько завываний о том, как мы все хорошо жили, каким раем были эти сытые и мирные семидесятые. Ну насчет мира еще ладно. А что касается сытости, достаточно было зайти в любой провинциальный магазин и полюбоваться на тамошнее изобилие. Думаю, разговоры эти в основном идут от бывших партийных функционеров разного масштаба. Им, как и прочей номенклатурной нечисти, действительно было хорошо. Они пользовались знаменитым спецраспределителем на улице Грановского, и, главное, их в те годы перестали периодически отстреливать и гноить в лагерях, чем так любил заниматься кумир всей этой братии товарищ Сталин.

А я шлялся по магазинам, переходя из одного в другой, благо находились они неподалеку. Начинал с “Военторга” – собственно, бабушка и дедушка практически жили в его дворе. “Военторг” благодаря своему названию не пользовался столь бешеной популярностью, как другие центральные универмаги, а зря. Он был огромный, пятиэтажный, и когда там выбрасывали всякий дефицит, очереди выстраивались, но такие, небольшие, на пару часиков.

После осмотра “Военторга” я шел через Александровский сад к Красной площади. Несколько раз в неделю на этой главной площади страны с раннего утра накапливалась очередь. К обеду она достигала совсем уж неприличных размеров, заканчиваясь где-то за пределами Троицкого моста. Это была самая большая очередь страны. И вела она туда, где был выставлен на всеобщее обозрение забальзамированный труп человека по имени Ульянов-Ленин.

Я часто проходил мимо этих людей, многие из которых специально приезжали в Москву посмотреть на Ленина в Мавзолее. Люди как люди, преобладали простые лица. Народ стоял, переговаривался, многие смеялись чему-то своему, отбегали в туалет у входа на Красную площадь. Главная очередь страны шла достаточно быстро, тут в отличие от того же “Детского мира” ничего не продавали, и у конечной цели отсутствовал кассовый аппарат.

Когда мне было лет пять, дедушка Никита, искренне желая добра, тоже отвел меня в Мавзолей. Нам повезло, стояло раннее утро, народ пока не подъехал, до мумии вождя мы добрались еще до полудня. Желтый Ленин в полумраке возлежал на красном бархате, в черном траурном костюме. На улице было намного интереснее.

Подобную гнетущую атмосферу я потом ощутил, как ни странно, в Фигерасе, доме-музее Сальвадора Дали. Ходил по бесконечным темным анфиладам и не мог избавиться от ощущения, что сейчас за поворотом обязательно увижу гроб с Ильичом.

Итак, я проходил мимо очереди, мимо Вечного огня, выходил на Красную площадь и сворачивал налево к ГУМу. Он был большой, но малоинтересный. На ГУМ я тратил полчаса, не больше. Потом шел в “Детский мир”. В “Детском мире” на первом этаже всегда рыдали дети. Это из-за огромной секции игрушек. Тут я проводил около часа. А дальше выходил на улицу и брел к конечной цели своего пути. Но отнюдь не к ЦУМу, как могут предположить некоторые. Странно, но почему-то я игнорировал этот знаменитый торговый объект столицы.

79